Колебания дневных температур влияет на частоту инсультов

Колебания дневных температур влияет на частоту инсультов
13 февраля 2014, 11:32 [ «АН-online» ]

Колебания дневных температур и изменение влажности в течение дня влияет на частоту ишемических инсультов, считают ученые из США, озвучившие свои выводы на Международной конференции Американского общества по проблемам инсульта.

Меняющиеся погодные условия названы одной из причин инсультов. В основу работы назван анализ более 134,5 тысячи случаев госпитализации пациентов с ишемическим инсультом, передает РИА Новости.

---

Математика активирует те же области мозга, что и музыка

Математика активирует те же области мозга, что и музыка
13.02.2014, 14:31 | «Газета.Ru»
Математика активирует те же области мозга, что и музыка, выяснили британские ученые, статья которых опубликована в научном журнале Frontiers in Human Neuroscience.
К такому выводу они пришли в ходе исследования, участники которого решали математические уравнения, а также слушали музыку.
Все они подверглись процедуре магнитно-резонансной томографии (МРТ).
В частности, исследователи зарегистрировали активность в медиальной орбито-фронтальной коре головного мозга как во время решения математических задач, так и во время прослушивания музыки.

---

Про кошатинку

Сегодня открываю свой шкаф, достать что-то надо было. Усатая в коридоре прохаживалась. Закрыла шкаф, выхожу из комнаты – кошки нет. Возвращаюсь к шкафу, открыла дверку – так и есть, сидит внизу, мурлычет, довольна очень. Как она там очутилась – не пойму, я не видела, чтобы она залазила в шкаф.
Причем Алиска знает, что в шкаф залазить нельзя, я ее всегда оттуда вытаскиваю, и ругаю. Понятно, что раз запрещают, то обязательно надо залезть, тут уж без вариантов!
Стала ее вытаскивать. Ой, что тут было! Вцепилась в одежду всеми когтями, а они у нее внушительные! Я все равно пытаюсь вытаскивать. Как стала она орать – это что-то!
Просто нелитературным мявом орала, в переводе на человеческий, наверно, сплошь одна ненормативная лексика!
Это она так возмущается, если что-то не по ее получается. Привыкла красотка, что ей все можно
В итоге как то вытащила кошатинку.

---

Наша Томасовна

---

Жалко Плющенко, совсем, видимо, плохо себя чувствует.
Снялся с соревнований, такой сильный спортсмен, очень печально, блистал бы, народ радовал.
Эх!

---

Художник Анатолий Зверев

27.01.2014, 00:00
В Новом Манеже открывается очередная выставка легенды советского нонконформизма Анатолия Зверева (1931-1986).

Рубрику ведут Мария Мазалова и Сергей Ходнев

Выставкой полузабытого классика андерграунда занимается организация под названием "Музей АЗ", планирующая открыть в Москве постоянную экспозицию работ Зверева. Это давняя затея, о ней говорили еще на прошлой выставке художника в том же Новом Манеже два года назад. Теперь "Музей АЗ" возвращается на центральную площадку с тремя сотнями вещей, подаренных внучкой главного мецената и поклонника Зверева Георгия Костаки. Все работы относятся к концу 1950-х, времени, когда вокруг художника стали складываться первые легенды. Будущий музей Зверева интересен прежде всего с организационной и социологической точек зрения. Важен насущный вопрос подделок, которые начали появляться еще при жизни Зверева и свидетельствовали о его исключительной популярности. Интересно и то, куда заведет музейщиков усеянная мифами биография героя.
Зверев засверкал в эпоху, которую часто называют вторым авангардом. В отличие от первого, задавленного в баталиях за понятное народу искусство, ко второму отношение идеологов строилось тоньше. Сугубо частная жизнь с редкими выплесками на Запад кипела в подполье, на свет (выставки, публикации) допускались только заказные работы. Попытки высунуться с самостью прерывались репрессиями средней тяжести. Утонченные ценители нонконформистов почти не пытались заниматься политикой и выработали недоверие к анализу и печатному слову, ведь их герои-художники были явлениями природы в жесткой сетке предписаний. И одновременно — анархией с человеческим лицом, выразителями трикстерского сознания, готового найти способ обойти все государственные законы и идеологические ловушки. Знания передавались устно, а значит, о достоверности беспокоиться было некому.
Из книги в книгу, например, прыгает информация о том, что на Международном фестивале молодежи и студентов 1957 года Зверев взял золотую медаль — высшую награду конкурса художников. Вручал медаль будто бы сам председатель жюри — мексиканский художник Давид Сикейрос. Эта история блуждала из уст в уста и дожила до наших дней, хотя никаких документальных подтверждений не существует. Сколько еще романтических истин скрывается в воспоминаниях многочисленных знакомцев и поклонников Зверева, одному богу известно. Зверев находился на расстоянии вытянутой руки от самых разных слоев московской интеллигенции. Мой дядя, математик по профессии, любит вспомнить с грустной иронией, как пожалел рубль пьяному бородачу, обещавшему нарисовать его портрет,— встреча с легендой произошла в каком-то кабаке. В общем, мифы о Звереве обладают универсальной проницаемостью, вокруг них сложился свой круг реликвий (например, где-то хранится кисть Сикейроса, будто бы подаренная Звереву).
Но что делать энтузиастам наследия, если эти мифы, бриллианты интеллигентского фольклора, больше не активны? Критику фигуры божественного бомжа уже провело поколение концептуалистов, относящееся к Звереву как фольклористы — к барабашке: да, существует в умах и сердцах, но на самом деле фантом. Сегодня образ свободного художника и вовсе растворился в массовой культуре. Безусловно, в каждом поколении ныне живущих художников нет-нет да и встретится типаж "проклятого поэта". Алкоголизм и шизофрения высекают искру спонтанности, редко идущей дальше экспромтов разной степени выносимости в узком кругу друзей и поклонников. Уникальные общественники вроде Зверева могли выпить, наврать с три короба, взмахнуть кистью — и вдруг участник шаманского действа чувствует, что свободен. Такие фигуры, может, есть и сейчас, да только переживания подобного толка имеют смысл только как часть нашей глубинной, доисторической антропологии. Опыт можно передать устно, но заключить в четыре стены нельзя.
www.kommersant.ru/doc/2380524

@темы: художник А. Зверев

---

В прокат вышел фильм Джоэла и Итана Коэнов "Внутри Льюина Дэвиса",

27.01.2014, 00:00
В прокат вышел фильм Джоэла и Итана Коэнов "Внутри Льюина Дэвиса", удостоенный гран-при Каннского фестиваля — награды, официально приравненной к "Золотой пальмовой ветви". О новой работе братьев Коэн — Михаил Трофименков.

На первый взгляд, братья всего лишь продолжили методично перепевать американские жанры. В их коллекции уже были гангстерский фильм "Перекресток Миллера" (1990), комедия а-ля Фрэнк Капра "Подручный Хадсакера" (1994), музыкальная комедия в духе 1930-х "О, где же ты, брат?" (2000), нуар "Человек, которого не было" (2001), шпионский триллер "После прочтения сжечь" (2008), вестерн "Железная хватка" (2010).
Теперь пришел черед скорее не кинематографического, а музыкального жанра: Коэны выяснили отношение с фолком. Что же, это такая же фундаментальная эманация американского духа, как вестерн и нуар. Однако устоявшееся мнение, что братья последовательно объясняются в любви каждой из таких эманаций, теперь придется радикально пересмотреть. Судя по "Внутри Льюина Дэвиса", братья не любят никого и ничего. Соответственно, стоит избавиться и от представления о Коэнах как о комедиографах. Смеяться на их фильмах уже давно было все труднее и труднее: как-то неловко звучал этот смех, сколь смешон ни был экранный гэг.
То, что снимают Коэны,— что угодно, но только не комедии. Их место — в ряду выдающихся мизантропов мировой культуры. Мало кому удается достичь такого единства формы и содержания, какое свойственно "Льюину Дэвису". Фильм об "отстойной" — в том виде, в каком она предстает на экране,— музыке они сняли "отстойно", о тоске — тоскливо.
"Если бы мне пришлось каждый вечер играть такую музыку, как тебе, и петь о кукурузе, я бы тоже бросился с моста вниз головой",— глумится над Дэвисом, рассказавшем о самоубийстве своего партнера, попутчик джазмен Тернер (Джон Гудмен). И честно говоря, с ним нельзя не согласиться. Навестив отца в доме престарелых, Тернер поет для него и радуется, когда на лице "овоща" мелькает тень эмоции. Рано радуется: папа просто обмочился.
Сам же Тернер не человек, а туша. Чудовищная, злобная, хамская, изредка выныривающая из героинового тумана, якобы владеющая приемами черной магии. Этот персонаж — оплеуха, которую Коэны походя залепили мифологии джаза.
Вообще, такие мимолетные пощечины — не персонажам, а воплощенным в них культурным феноменам, окруженным легендарной аурой,— лучшее, что есть в фильме. По воле случая с Дэвисом и Тернером едет из Нью-Йорка в Чикаго еще и некий Джонни Файв (Гаррет Хедланд). Высокомерный юноша оказывается поэтом-битником и читает Дэвису свою "поэму о кровати"; приблизительно сравнить ее можно разве что со стихами капитана Лебядкина о таракане. Так их, братья Коэн, мочите всех этих Гинзбергов и Корсо!
Под раздачу попал и легендарный чикагский продюсер Альберт Гроссман, окрещенный на экране Бадом Гроссманом (Фарид Мюррей Абрахам). Серебрянобородый демиург музыкальной сцены больше всего напоминает раввинов, к которым обращался за советом Ларри Гопник, герой коэновского "Серьезного человека" (2009). Обращаться к нему, надеясь выбиться в люди, столь же бессмысленно, как к ребе Маршаку.
Не менее постыдны и нью-йоркские прогрессивные интеллектуалы, друзья музыкантов, готовые всегда предоставить диван на ночь бездомному Дэвису и накормить своей фирменной мусакой. В гостях у которых Дэвис неизменно застает очередных "интересных людей", улыбающихся, разговаривающих и двигающихся как куклы-автоматы, запрограммированные на светскую беседу о культуре.
Ну а сама многократно воспетая и мифологизированная богема 1960-х, по Коэнам, скучна, мелочна, бессмысленна.
По аналогии с пьесой Леонида Андреева "Тот, кто получает пощечины" новый фильм Коэнов мог бы носить альтернативное название "Тот, кто получает по морде". Не то чтобы заглавного героя (Оскар Айзек), фолк-музыканта, прототипом которого стал известный Дейв Ван Ронк, слишком часто били, нет, нет, всего два раза за сто минут экранного времени. Но ведь главное не сколько, а где и когда.
И в начале фильма, и в его финале один и тот же "человек тьмы" в пижонском прикиде поджидает Дэвиса на служебном выходе из легендарного нью-йоркского "The Gaslight Cafe", чтобы жестоко ему вмазать за то, что тот накануне не по делу разорался в клубе. И судя по всему, это происходит не в первый и не в последний раз. Но каждый раз, услышав, что некий друг ждет его на улице, Дэвис будет покорно плестись в помоечный проулок, словно при каждой экзекуции ему отшибает память. И предшествующий финальному избиению выплеск эмоций Дэвиса, оравшего на весь клуб — Мекку фолка, как он фолк ненавидит, оказывается не катарсисом, пусть и ничтожным, не срывом, а эксцессом, повторяющимся уже не впервые.
Времени нет, оно идет по кругу: "Умрешь — опять начнешь сначала". Так же, как и скандал в клубе, чрезвычайным событием в жизни Дэвиса кажется — до поры до времени — беременность его подруги, точнее говоря, жены его друга Джоан (Кэри Маллиган). Дэвису вообще, судя по всему, девушки дают исключительно из жалости, ну или потому, что легче дать, чем объяснить невозможность соития. Можно предположить — есть сцена, в которой Дэвис договаривается с гинекологом об аборте Джоан,— что каждый из этих актов, как бы герой ни предохранялся, заканчивается беременностью. Но Дэвис об этом, возможно, тоже не помнит.
Коэны аннулируют не только личное время жизни героя, но и большое, историческое время.
"Внутри Льюина Дэвиса" находится на границе между двумя линиями в братском творчестве. Жанровые вариации они изначально перемежали внежанровыми высказываниями, несомненно, гораздо более искренними и откровенными. И это были их лучшие фильмы, их шедевры: "Бартон Финк" (1991), "Большой Лебовски" (1998), "Серьезный человек" (2009). Теперь вот — "Льюин Дэвис". Именно к этим фильмам только и приложимо само понятие исторического времени, остальные их опусы разыгрывались исключительно в виртуальном "времени жанра".
Время действия Коэны всегда обозначают предельно точно, выбирая переломные моменты американской истории. В "Бартоне Финке" это был 1941 год, год Перл-Харбора. В "Серьезном человеке" — 1967 год, год мятежа, охватившего кампусы и гетто. В "Льюине Дэвисе" — 1961 год, год вступления в должность президента Кеннеди и первых полетов в космос.
Лишь в "Бартоне Финке" вступление Америки в мировую войну было обозначено переодеванием злобного продюсера в униформу. Но, в конце концов, дело происходило в Голливуде, и униформа, очевидно, была заимствована из костюмерного цеха студии.
Действие "Серьезного человека" Коэны откровенно издевательски поместили в декорации кампуса, но какого-то уникального, отделенного, словно стеклянной стеной, от других, пылающих, университетов.
Наконец, в "Льюине Дэвисе" исторические реалии преломились в — достойной "поэмы о кровати" — песенке-жалобе. Астронавт, ее лирический герой, плачется президенту Кеннеди, как ему не хочется в космос и как он потеет в скафандре.
В каком-то смысле, если говорить о фолк-сцене, 1961 год, наверное, действительно можно назвать безвременьем. Время Вуди Гатри уже на исходе, Пита Сигера судят за "антиамериканскую деятельность", точнее говоря, за предложение, сделанное им комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, спеть, вместо того чтобы давать показания. Правда, уже появился Боб Дилан, друг реального Ван Ронка. Не только в жизни, но и на экране. Вот он, кудрявый и самозабвенный, в самом финале "Льюина Дэвиса" выходит на сцену "The Gaslight Cafe". Это под его песню Дэвис опять получит по морде и поплетется по новому кругу своей жалкой жизни.
Собственно говоря, фильм — та же песня-жалоба, только не астронавта — президенту, а музыканта — богу, в которого он не верит. Ну а бог, соответственно, не верит в него. Но, по какой-то садистской прихоти, не позволяет Дэвису завязать с музыкой. Дэвис уже сделал было решительный шаг, вспомнил, что когда-то был моряком торгового флота, даже потратил все свои деньги на накопившуюся многолетнюю задолженность перед профсоюзом моряков. Но никуда, само собой разумеется, не уплыл, только без гроша остался.
Вообще, внежанровым фильмам Коэнов свойственна клаустрофобичность. В их жанровых опытах она если и наблюдается, то всегда функциональна, а не экзистенциальна. Когда жанр требует, герои скачут по просторам, когда требует — сидят взаперти.
Но Бартон Финк обречен вечно пребывать в гостиничном номере, где так жарко, что обои отклеиваются,— просто в соседнем номере расположена проходная в ад. Большой Лебовски выбирается из своей берлоги только ради того, чтобы наказать злодеев, пописавших на его любимый ковер, на котором он собирается прожить и закончить свою жизнь. Ларри Гопнику никуда не деться из кампуса, уютного, как концлагерь. А Дэвис вот обречен на клубный подвальчик.
Ладно еще что Коэны не щадят людей. Но в "Льюине Дэвисе" они поиздевались над оранжевым котиком, случайно вторгшимся в жизнь музыканта, даже покалечили бедное животное. Но, по здравом размышлении, с котиком ничего плохого не случилось. Ведь это, несомненно, не простой кот, а кот Шредингера, о котором Ларри Гопник рассказывал своим студентам. Тот самый гипотетический котик, который то ли есть, то ли его нет в гипотетической коробке.
По Коэнам, мы все — коты Шредингера и сами о себе не понимаем, существуем ли мы. А если и существуем — то разве ж это жизнь.
www.kommersant.ru/doc/2380528

---

О блокаде Ленинграда

Воспоминания о блокаде
18.01.2014, 13:21
К 70-летию снятия блокады Ленинграда «Власть» публикует главы из воспоминаний жительницы блокадного города Эммы Казаковой.

Хвойная

Блокадные дети. Многие говорят, что «быльем поросло», «что они могли знать?», «подумаешь, что он там понимал, этот ребенок». Мне было восемь лет. У нас до войны был уютный деревянный дом на Охте, бывший бабушкин и ставший совковой коммуналкой. Были мама, папа, бесконечно любимая бабушка, была музыка, кукла Ася, дожившая до сих пор, «целый мир книг». Это было мое детское счастье. Внезапно все смешалось. Папу взяли на фронт, маму — в ПВО. На окнах появились белые бумажные узоры. Со всех стен на нас пугающе смотрел паукообразный фашист, который почему-то хотел нас всех убить. Немцы лавиной двигались по стране.
Уже в июле 1941 года решено было вывозить детей из города. Нас погрузили в теплушки с настилами и отправили на станцию Хвойная. Помню, что дети уже не шумели, притихли как-то. Что-то нас уже придавило, отняло ощущение беспечности и защищенности. Спали мы вповалку, ели пока домашнее. Бегали на ведро за одеяло, которое держали дети постарше. А самой старшей было 14–15 лет. Она была за «маму». Мы ее слушались. Мы начали подчиняться приказам: «Всем лечь! Всем встать! Выходите по очереди! Стройся!» Это не были приказы детского сада и пионерлагеря. Это стало серьезно. Иначе нельзя: война. Жизнь уже шла по военным, тревожным законам. Ночью я беззвучно плакала. Мне стыдно было показать свое детское горе, потому что мама сказала, прощаясь: «Держись, детка. Помогай старшим. Я верю в тебя и очень тебя жду, тебя и папу». Помню ее глаза, полные любви и боли. И это тоже был приказ. Я должна была нести эту общую тяжелую ношу, не раскисая. Детство ушло в какое-то другое психологическое измерение.
В Хвойной нас погрузили на телеги и повезли в какую-то деревню, расселили по избам. Мы все делали сами: убирали, таскали воду, топили баню, собирали ягоды для общего компота. Кормили нас из общего котла за огромным столом. Дежурные накрывали стол, а потом убирали и мыли посуду. Вечерами я читала маленьким книги. А какое лето было! Жара, все благоухает. Все полянки усыпаны душистой земляникой. А есть нельзя. Все, что собирали, шло в общий котел. Я и теперь помню это жаркое тепло нагретой земли, запах земляники и коробку, где еще и половины нет, а у Люси, моей сестры, уже целая банка. И так обидно было, что не выходит у меня быстро, как у других. Перед сном мы читали. Война казалась далекой и нестрашной. Постепенно мы начали слышать какой-то неясный грохот. Приближался фронт.
Нас спешно решили отправить обратно домой. Мы жили в стороне от железной дороги и не понимали, что происходит вокруг. А кругом уже горели леса, стояли на дорогах подбитые машины.
Собрались очень быстро. Малышей посадили на телеги, а старшие бежали рядом. Это было уже бегство. Все время кто-то говорил: «Скорее! Не отставать!» Дым ел глаза, было страшно опоздать на поезд. Станцию уже разбомбили, но поезд стоял. Повсюду сидели раненые, ждали отправки. Нас погрузили в дачные вагоны, велели ложиться на пол во время бомбежек. Двери были закрыты, окна тоже. Когда поезд ехал, мы видели людей, идущих вдоль полотна в сторону города. Там были и старики, и раненые, и дети. Но к нам не сажали никого. Да и некуда было сажать: целый состав детей и раненых. Тогда мы впервые попали в бомбежку. Самолеты летели низко. Они неслись над поездом с белым флагом, что значило «раненые, дети», и целились прямо в него. Бомбы падали справа и слева, а поезд шел. Как нам казалось, очень быстро. Мы скрючились под скамейками. От разрывов где-то сыпались стекла. Малыши плакали от страха. Старшие бегали между нами. А поезд шел. Наконец самолеты улетели. Не знаю, можно ли забыть тот страх, шок, то прозрение ни в чем не повинного ребенка, ощутившего, что он должен жить в этой новой жуткой реальности, которая и станет его жизнью: ожидание повторения этого кошмара. Не каждая душа может это вынести. Не каждая с этим смирится. Я помню вой этих бомб, звук захода самолета, разрывы, страх, что вагон перевернется. И я шлю свои проклятия тем, кто не научился за всю историю человечества решать свои дела с помощью разума, логики, убеждения и гуманности. Накачанный кулак — их главная сила. И они еще этим хвастаются, не понимая, что это их позор.
Когда состав приехал на станцию Мга, мы увидели страшную картину. Груды кирпича, железа. Повсюду убитые, раненые. Бомбили, видимо, недавно. И вокруг толпы беженцев, просящихся в поезд. «Не могу, миленькие, не имею права. Не могу, родненький. Все закрыто»,— со слезами говорили сопровождающие нас воспитатели. Был приказ: не открывать. Сейчас разбили бы стекла, перевернули бы состав, разобрали бы пути, чтобы раз не берут, так пусть всем хуже. А тогда закрытый поезд — пошел. Мы ехали очень долго. Около путей лежали перевернутые вагоны, какие-то платформы, которым не суждено было доехать до города. Сколько там осталось детей, таких как мы? Все, что мы увидели, нас потрясло, оглушило. А когда состав медленно, страшно медленно въезжал на Московский вокзал, на какой-то далекий путь, мы услышали топот и стон, крики и плач. Это мамы бежали встречать своих детей. Среди них были и те, кто не мог дождаться своего поезда и в отчаянии обыскивал каждый прибывший состав в слепой надежде найти своего ребенка. Мама схватила меня железными объятиями и держала долго, не отпуская. Став матерью, я поняла, что пережили тогда наши мужественные мамы.
Уходя с вокзала, мы слышали долго, как выкрикивали имена детей те, кто не дождался своего поезда. Мама боялась смотреть им в глаза. Город был неузнаваем. Начиналась блокада. «Теперь только вместе, что бы ни было,— сказала мама.— Надо выжить и дождаться папу». Нам посчастливилось. Мы выжили и дождались его через пять лет.
Читать полностью
www.kommersant.ru/doc/2387548

---

12 лет рабства

Сила неволи
Американское рабство как объект киноискусства
20.01.2014, 00:00
Фильм Стива Маккуина "12 лет рабства", награжденный "Золотым глобусом" и признанный лучшим фильмом года едва ли ни всеми гильдиями американских кинокритиков,— очевидный претендент на премию "Оскар". О трудностях работы с как будто бы элементарной темой американского рабовладения размышляет Михаил Трофименков.

Экранизацию мемуаров Соломона Нортапа, свободного афроамериканца из Саратоги (штат Нью-Йорк), в 1841 году похищенного работорговцами и 12 лет маявшегося на хлопковых плантациях Луизианы, чествуют за гуманизм и аболиционистский пафос. Между тем фильм актуализировал старый философский спор о том, что и как вообще допустимо и возможно снимать, писать или петь на тему преступлений против человечности.
Маккуина никто за язык не тянул, он сам сравнил книгу Нортапа (1853) с "Дневником Анны Франк", а рабовладение в Америке — с нацистскими практиками. Кстати, тень из будущего — предчувствие концлагерей — падала на "старый добрый Юг" и в "Джанго освобожденном" (2012) Квентина Тарантино: немец—напарник героя выбивал из рук златокудрой помещицы арфу. Бетховен в ее исполнении вызывал у него невыносимые видения пыток.
Философу Теодору Адорно приписывают приговор, якобы вынесенный им "поэзии", то есть творчеству как таковому: "После Освенцима писать стихи невозможно". На самом деле, конечно, философ не рубил с плеча. "Писать стихи после Освенцима — это удел варваров",— примерно так он высказался. А потом откорректировал сам себя: "Неверно, неправильно, что после Освенцима поэзия уже и невозможна". Адорно волновало, можно ли вообще жить "после Освенцима". Ну а если практика показала, что жить вполне себе получается, то почему бы и не писать стихи, не снимать фильмы? В том числе и про Освенцим реальный и Освенцим метафорический: сравнение лагерных порядков с порядками на плантациях безупречно. Другое дело, насколько состоятельны такие стихи и фильмы с эстетической точки зрения.
Когда Жан-Люк Годар говорил, что фильм о концлагерях можно снимать только с точки зрения палача, он вовсе не стремился эпатировать публику. Экранизация свидетельств о преступлениях против человечности, что Анны Франк, что Нортапа,— на самом деле затея безнадежная. В письменном виде это мощнейшие документы: читатель видит всевозможные ужасы глазами рассказчика-свидетеля. Кино вынуждено выводить рассказчика на экран, а делать-то ему и нечего, кроме как выживать и запоминать виденное, чтобы написать книгу. Сколько бы ни нахваливали Чиветела Эджиофора за исполнение роли Нортапа, нет такого актерского амплуа — "свидетель".
Одну из лучших, если не лучшую, книгу об Освенциме написал сразу после войны поляк Тадеуш Боровский. Написал и покончил с собой в 28-летнем возрасте. Ее название дорогого стоит: "У нас в Аушвице". Типа бытовые зарисовки невозможной по определению, вывихнутой, но жизни. Единственное, что (по гамбургскому счету) удалось Маккуину,— это повседневность плантаций, напрашивающаяся на заголовок "У нас в Луизиане".
Читать полностью
www.kommersant.ru/doc/2380084

---

Нимфоманка

Смутный субъект желания
Берлин посмотрел на "Нимфоманку"
11.02.2014, 00:00
Фестиваль кино
Премьера полной версии "Нимфоманки" Ларса фон Триера стала главным событием официальной программы Берлинале. В этот же день в конкурсе показали фильм Алена Рене "Любить, пить и петь" ("Жизнь Райли"), а в "Панораме" — "Поездку на Запад" Цай Минляна. Переполнен впечатлениями АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.

Первые три дня фестиваля оказались изнурительными, заставляя в опасных для здоровья дозах поглощать случайное, необязательное кино. И вот награда за труды: пир искусства больших режиссеров позволяет назвать воскресенье днем художника, хотя один из них и прикинулся порнографом.
Ларс фон Триер сделал все, чтобы освободиться от клейма Автора с большой буквы. Начав карьеру как последователь Тарковского, Бергмана, Висконти (смотри "Эпидемию" и другие ранние работы), он пытался сломать образ эпигона авторского кино в "Европе", "Королевстве", "Рассекая волны", "Танцующей в темноте", "Догвилле". Он снял триллер, сериал, мюзикл, пародию, даже одну (неудачную) комедию. Он издевательски посвятил Тарковскому китчевый "Антихрист", а "Меланхолию" (как будто бы идеал авторского высказывания) счел слишком гламурной и компромиссной, так что пришлось обострить ситуацию "профашистской" выходкой в Канне. Теперь он появился на Берлинале в майке Каннского фестиваля с надписью "Persona non grata" — клеймо изгнанника из стана элитарных художников, но кто больше пострадал: Триер или Канн? И кто кого послал подальше? Отснявшись на фотоколле и сделав это бессловесное заявление, до пресс-конференции Триер так и не дошел (чтобы опять что-то не сморозить), а послал отдуваться Шайю Лабафа, Уму Турман и остальных своих артистов.
"Нимфоманка" — кино, вышедшее из берегов еще задолго до премьеры. Как влажное пятно на промокашке, оно стало распространяться и разрастаться интернетовскими роликами, отцензурированными полуавторскими версиями, мини-скандалами. Вот типичный кинокритический сюжет: чем отличается полная версия "Нимфоманки" от порезанной? Типичный ответ: тремя крупными планами клитора и пятью эрегированными членами. Судить не могу, короткую версию смотреть не стал. Что касается длинной, представленной в Берлине, могу засвидетельствовать: несмотря на все старания, победить в себе художника с помощью торчащих пенисов Триеру не удалось, и это поражение есть главная его победа.
Внешний сюжет "Нимфоманки" известен уже, наверное, всем: сорокалетняя женщина по имени Джо (Шарлотта Генсбур) лежит избитая на мокрой дождливой улице, ее поднимает и приводит домой пожилой интеллектуал Селигман (Стеллан Скарсгорд), отпаивает чаем с молоком и выслушивает исповедь о похождениях нимфоманки (теперь ее играет юная Стейси Мартин), начиная с лишения девственности вплоть... Впрочем, вплоть до чего — мы не знаем, поскольку представлена только первая часть фильма, а нити Шехеразады еще предстоит виться два с лишним часа. Тем не менее общий посыл ясен уже сейчас. Попытаемся его сформулировать, оставив более подробный комментарий на будущее.
Триер полемизирует со всеми существующими концепциями авторского кино — от Тарковского и Бергмана до Ханеке, говоря о том, что они безнадежно устарели в век тотальной потребительской культуры и свершившейся сексуальной революции, позволяющей в лошадиных дозах получать от жизни все возможные удовольствия. Именно этим, и не без успеха, занимается Джо, используя мужчин как подручные инструменты. Триер находит великолепные метафоры для описания этого процесса: сексуальная охота превращается в рыбную ловлю с наживкой, партнер-самец — в роскошного гепарда, а Селигман с позиций высокой культуры интерпретирует секс с помощью математических исчислений и законов полифонии Баха, в чем, разумеется, слышна желчная ирония.
Однако фильм, во всяком случае в первой половине, выруливает не к циничной вседозволенности, а к болевому шоку, которым становится для героини мучительная смерть любимого отца, и к драме импотенции: дорвавшись в конце концов до любимого человека, Джо не способна испытать с ним желанный оргазм. Как простой человек не может преодолеть свою дуалистическую природу, важная часть которой замешена на потребности в любви и сострадании, так же гениальный Триер не в состоянии отменить природу искусства: оно остается собой, даже притворяясь порнографией и спаривая в блистательном монтаже Баха с Rammstein.
Не без привкуса обманки оказался и эксперимент Цай Минляна, снявшего "Поездку на Запад" как формальный триумф цифровых технологий, позволяющих получать изображение невероятной глубины и подробности даже при съемке в темноте. Лицо лежащего актера Дени Лавана сверхкрупным планом изборождено порами и морщинами, оно кажется не менее "порнографичным", чем половые органы. А медленное, почти статичное движение по улице Марселя другого актера, Ли Каншэна, в наряде буддистского монаха создает магический эффект: буквально в кадре происходит рождение новой фантастической реальности.
Цай Минлян, которому уже под шестьдесят, один из последних рыцарей авторского кино, а возглавить этот легион мог бы 92-летний Ален Рене. Его фильм "Любить, пить и петь" (на основе пьесы "Жизнь Райли" Алана Эйкборна) представляет собой как будто бы рутинный водевиль в условных декорациях, почти неотличимый от того, что разыгрывают герои в качестве любительского спектакля. Все действие вращается вокруг смертельно больного Джорджа Райли, которого мы так ни разу и не увидим в кадре, но который внесет переполох в угасающую жизнь обывателей, чей возраст так или иначе приближается к финальной черте. Любовная чехарда, в которую дали себя вовлечь кокетливые старушки и их мужья, выглядит столь же сюрреалистично, как дважды выползающий из-под земли удивленный крот. А в финале мы видим гроб и подходящую к нему юную девушку, последнюю возлюбленную Джорджа, дочь одной "стариковской" пары. Рене весело, без пафоса прощается со своими почитателями, не делая трагедию ни из жизни, ни из искусства, ни даже из смерти.
www.kommersant.ru/doc/2404727

---

Кинофестиваль в Берлине

Кинозвездный "Отель"
Фильм Уэса Андерсона открыл Берлинский фестиваль
07.02.2014, 00:00
фестиваль кино
Открытие 64-го Берлинале прошло в присутствии когорты голливудских звезд, представивших фильм Уэса Андерсона "Отель "Гранд Будапешт"". Сильных эмоций не испытал АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.

Траурная тень от недавних смертей внесла коррективы в предельно деловой график Берлинале. Филип Сеймур Хоффман должен был посетить фестиваль, чтобы представить на кинорынке один из своих последних фильмов, а также проект, который он собирался сам режиссировать. Не случилось: вместо этого в Берлине устроят мемориальный просмотр "Капоте".
Открываясь фильмом "Отель "Гранд Будапешт"", Берлинале напомнил о том, как в 2000 году он впервые прошел на Потсдамерплац и открылся картиной Вима Вендерса "Отель "Миллион долларов"". Удивительная рифма: Вендерс, европеец до мозга костей, снял свое кино в Лос-Анджелесе, а Уэс Андерсон, американец родом из Техаса, быть может, вспомнив о судьбе далеких восточноевропейских предков, поехал на границу Германии, Чехии и Польши, нашел там старый роскошный универмаг, расположившийся в здании XVIII века, и сделал из него декорацию воображаемого отеля "Гранд Будапешт" в бывшей Республике Зубровка между двумя мировыми войнами.
Идея отеля как микрокосма, через который проходят человеческие судьбы и сохраняется преемственность культуры, ненова и всегда соблазнительна для кино. Не слишком оригинален и ход: снять это кино с точки зрения, скажем так, менеджера среднего звена (в данном случае в его роли выступает легендарный консьерж мифологического отеля М. Густав, а в роли Густава — Рейф Файнс). Этот виртуоз, приобщенный помимо английской к актерской школе Станиславского, без особого труда очаровывает не только богатых престарелых клиенток (главную изображает Тильда Суинтон!), но и зрителей. М. Густав — воплощение европейского шика и блеска: он употребляет изысканные вина, а в тюрьме тоскует только по любимым парфюмам. В поддержку Файнсу Андерсон нагнал целую роту звезд: тут и Билл Мюррей, и Харви Кейтель, и Эдвард Нортон, и Эдриен Броуди, и Уиллем Дэфо в образе очередного отморозка, но они, скорее, олицетворяют американское представление о Европе. Для местного колорита в роли служанки задействована даже Леа Сейду, возможности которой мы знаем после "Жизни Адели", но тут она остается чисто служебной фигуркой.
Сюжет вертится вокруг наследства почившей мадам Д., оставившей его не алчным родственникам, а безотказному консьержу, скрасившему последние годы ее жизни. Главная изюминка наследства — живописный шедевр голландской школы "Портрет мальчика с яблоком", который М. Густав вместе со своим подручным в строгом соответствии с завещанием покойницы снимает со стены и заменяет никому не нужной мазней Эгона Шиле.
Подручный мальчик арапчонок — второй главный герой фильма, его зовут Мустафа, он работает в лобби, и именно его берет под свою опеку М. Густав, политкорректно обучая беженца-иммигранта азам европейской культуры. Спустя десятилетия он в облике Ф. Мюррея Абрахама рассказывает историю авантюры с голландским портретом заезжему писателю (Джуд Лоу) в том же самом отеле, но пришедшем в упадок во времена ГДР. В рассказе оживают приключения двух героев, а действие переносится из тюрьмы в монастырь и на горнолыжный курорт, где закручиваются хаос и возня на трассе, достойные зимней Олимпиады.
Грустный сказочник Уэс Андерсон умеет и рассмешить, и растрогать местами, но его декоративный, по преимуществу кукольный мир на сей раз не оживает. Причина ясна: прочувствовать прелесть Старой Европы и ее же историческую драму не так легко, как кажется. И по контрасту вспоминается фильм Иржи Менцеля на сходную тему "Я обслуживал короля Англии", тоже некогда показанный в Берлине. Почувствуйте разницу: в отличие от Андерсона, Менцель был гражданином Республики Зубровка.
• Андрей Плахов
www.kommersant.ru/doc/2400861

---

Они все могут, потому что уверены, что могут все. Вергилий

Мой коммент. Даже если ты будешь уверен, что можешь все, жизнь сразу и быстро даст тебе понять, кто ты и что ты, и ничего на самом деле ты не можешь. Увы, далеко не всегда уверенность помогает. Это просто самовнушение и все.

---

Пока ты говоришь совсем не то, что думаешь, слушаешь совсем не то, во что веришь, и делаешь совсем не то, к чему расположен — то все это время и живешь совсем не ты. Сунь Цзы

Мой коммент. Думаю, что это очень тонкая мысль, подмечено абсолютно верно. Беда в том, что мы то думаем, что живем и живем неплохо.

---

Все выходные у меня - рабочие, ставят лекции у заочников. Тяжело, отдыхать некогда.

---

Открытие Олимпиады

Сергей ЕФИМОВ

(позавчера, 22:10)


Константин Эрнст: «Для нас было важно показать страну другой»Комментарии: 53

В воскресенье вечером на «Первом канале» показали фильм «Между небом и землей» - о том, как шла работа над церемонией открытия Игр в Сочи




Над церемонией открытия Игр в Сочи трудились, как это принято на шоу такого уровня, лучшие специалисты своего дела со всего мира. И речь не только о международной команде постановщиков, которые работали непосредственно в Сочи. Оказывается, декорации создавали не только в России, но и в других странах. Головы Рабочего и Колхозницы, например, родом из Амстердама. Они выполнены из прочной синтетической ткани на сложном каркасе. Внутри расположены вентиляторы, обеспечивающие объем. Произведение искусства!

Мишку-талисман сделали в австралийском Мельбурне. Он движется на платформе, которой управляют два человека, машет лапами и даже дышит, как настоящий - благодаря баллонам со сжатым воздухом. Ту самую многотонную русскую тройку привезли из Швеции. Первые испытания лошадок прошли там же. Для огромных фигур никак не могли найти подходящий ангар. Наконец, нашли: на военной базе, где испытывают торпеды для подлодок. Также над декорациями работали в Канаде, США, Великобритании.

Главное отличие сочинской церемонии от всех остальных - то, что у нас максимально использовалось воздушное пространство стадиона. Проще говоря, много чего парило в воздухе.

- Мы решили: чтобы сделать что-то свежее, мы отправимся в воздух, - рассказывает Константин Эрнст. - Чтобы было ощущение не только поля, но и неба.

Для воплощения столь смелой идеи пришлось полностью перестроить стадион. Нужна была крыша, которую изначально не планировали. Переделка оказалась настолько масштабной, что президент Владимир Путин заметил в разговоре в Эрнстом: «В известной степени вы и были архитектором стадиона «Фишт».

Именно на крыше была смонтирована сложнейшая система крепления и перемещения декораций. Под ареной разместили восемь особых лифтов и рампу, из которой появлялись олимпийские делегации.

В шоу было задействовано более 2000 артистов. Постановщики сцен управляли ими при помощи радиосвязи: в ухе каждого артиста был наушник. Репетиции на стадионе с парящей девочкой Любовью (жительницей Краснодара Лизой Темниковой) начались всего за 8 дней до церемонии. Но уже за два месяца девочка взяла «отпуск» в школе, чтобы заниматься в зале.

- Мы хотели сделать сделать высокотехнологичную церемонию. Для нас было важно показать страну другой. У России неверный образ в значительной части мира - как страны заскорузлой; он нам глубоко отвратителен и не соответствует действительности, - признается Эрнст.
www.kp.ru/daily/26192.7/3079960/

---

Нашла рецепт в инете

Яйца фаршированные

4 яйца
мягкий творог 0
соленая семга
зеленый лук
Яйца отварить, разрезать пополам и вынуть желтки. Желтки растереть с мягким творожком 0%, мелконарезанной солёной сёмгой и зелёным луком (нет зелёного - мелко нарезаем репчатый). Нафаршировать белки приготовленной начинкой.

---

Посмотрела открытие Олимпиады. Очень все понравилось. Молодцы, сделано все четко и достойно, креативно.
Не было каких то срывов, несогласованности. А это самое сложное при подготовке любых мероприятий, а тем более таких грандиозных.
Когда готовишь любое мероприятие, даже небольшое, по собственному опыту знаю, всегда волнуешься, пока все обговоришь со всеми участниками, всегда масса вопросов, потом что то всегда не ладится, идет не так, как планируешь, то дата проведения внезапно меняется, а то и отменяется. В общем, пока все организуешь да мероприятие пройдет – кучу негатива получишь и нервы себе попортишь.
Так что честь и хвала организаторам открытия Олимпиады.
В понедельник с утра на работе обсуждали – и кому что понравилось, что не понравилось, результаты спортивных соревнований. Все в восторге от танцев, от талисманов. Мне особенно мишка понравился.
В общем, даже те, кто спортом не интересовался в принципе, тоже смотрят, восторгаются. Особенно моим коллегам нравится фигурное катание. Оно и понятно – красота!
Смотрю соревнования по разным видам спорта, в том числе, разумеется, и по биатлону. Не в восторге. Все же такие надежды были на мужчин. Жаль, что так вот соревнования проходят.
Женщины-биатлонистки - молодцы, серебряная медаль – прекрасно!
Коллега из моего отдела еще перед новым годом купила большое шоколадное яйцо и сказала –когда наши биатлонисты завоюют золотую медаль – тогда и съем его.
Сегодня спрашиваю – как там яйцо – съедено? Она раздраженно сказала – за серебряную – не буду есть, а дождусь ли золотой – неизвестно.
Шутка, понятно, но все же ждем большего. Дождемся, надеюсь.

---

Понятно, что мы - лучшие

Британские ученые предсказали победу россиян на Олимпиаде в Сочи


04.02.2014, 10:01 | «Газета.Ru»



Британские ученые предсказали победу российских спортсменов на Олимпиаде в Сочи, сообщается в статье, опубликованной в научном журнале Current Directions in Psychological Science.

К такому выводу они пришли в результате исследования, посвященного влиянию «домашнего поля» на спортивные успехи атлетов.

В ходе исследования ученые применили стандартную и территориальную модели.

Так, им удалось установить, что во время соревнований судья на 20% чаще уступает в пользу команды, являющейся хозяином соревнований.

Более того, у спортсменов, выступающих на международных соревнованиях, проводимых в родной стране, был зафиксирован высокий уровень тестостерона, что также благотворно сказывается на их результатах.

Вследствие этого ученые утверждают, что российские атлеты получат много золотых медалей.

Мой коммент. А вот не вариант было сказать о том, что побеждает тот, у кого есть настрой на победу, и хорошая спортивная подготовка. Тогда и исследования ни к чему. Все понятно и объективно. А то писать фактически о том, что судьи "помогают" спортсменам конкретной страны. По мне - такая формулировка просто несерьезна.

---

Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было. Габриель Гарсиа Маркес

---

Разговаривала со своей коллегой, моим бывшим педагогом, она рассказала, как поздно вечером в окно ее квартиры что то ударилось, когда она подошла - окно было разбито. Она живет на третьем этаже, так что вряд ли бросили камень. Она решила, что ударилась птица какая то в окно, тем более у них во дворе много их живет. А я удивилась - птицы же вечером улетают на ночлег. тем более в такой холод.
А потом ночью раздался шум и треск. Она походила по квартире, ничего не нашла, а утром обнаружила, что в ванной целый угол кафеля отошел от стены, и стена отдельно, а кафель - отдельно стоит. Теперь ждет, когда ж он рухнет.
И как то так спокойно об этом все рассказывает.
А мне стало очень как то неспокойно. Не знаю про кафель, а вот про птицу - примета плохая. Правда, сейчас посмотрела по инету приметы - есть разные толкования, хорошие в том числе. Но у меня как вот сердце сжалось.
Не хочу что то предрекать, хотя чего уж тут. У человека онкозаболевание, была операция, лучевая терапия, чейчас пьет таблетки, плюс сопутствующие заболевания, и возраст уважаемый.
Я к ней очень хорошо отношусь. Будет очень жалко, если все же...
На работе она никому ничего не говорит, больничный даже не брала. И лечилась, и занятия проводила. Понятно, что нагрузка на организм идет сумасшедшая. Сейчас каникулы, а с понедельника - опять на работу. Пока она как то тянет.
Ладно, не всегда же приметы сбываются?