Если нет последствий, значит, нет и ошибки
Игорь Данилевскийwww.znanie-sila.su/?issue=articles/issue_2910.h...
А откуда мы знаем, что читали люди тысячу лет назад? Тысяча лет даже для истории – срок огромный. И тем не менее ответить можно. Во-первых, есть книги, которые сохранились – это рукописи XI века, XII, XIII. Их не так много, но они есть. От домонгольской Руси осталось меньше 200 рукописей – 190 было на 1964 год. Если и прибавилось – какие-то рукописи могли быть найдены, то это – единицы. И понятно, почему так мало – тяжелой была жизнь. Из летописей узнаем, что пожары происходят в городах регулярно и часто, а книги горят. Горят при войнах, междуусобицах. И тем не менее, что-то осталось.
Надо сказать, что подавляющее большинство книг, за исключением пятнадцати – это богослужебная литература, то есть литургика. И эти книги читали, безусловно. Потому что большая часть населения – христиане, и значит, литургическая литература была необходима и востребована.
Интересно, что по количеству богослужебной литературы историки пытаются определить объем всего книжного наследия Киевской Руси и Руси домонгольской. По экспертным оценкам, до нас дошли доли одного процента, то есть сегодня мы имеем тысячную часть того, что было в Древней Руси.
Но совершенно поразительно, что Михаил Афанасьевич Булгаков все-таки был прав, когда говорил, что «рукописи не горят». Действительно, не горят, потому что даже при таком, самом мизерном количестве сохранившихся книг мы можем представить себе, каков приблизительно был круг чтения людей в Древней Руси в домонгольский период, во время монгольского нашествия и монгольского владычества и в период Московской Руси.
Каким образом? Почему? По одной простой причине. Книги переписывались, это – первое. Но даже когда создавались оригинальные произведения, то авторы руководствовались не тем правилом, которое сейчас является основополагающим – не дай Бог повторить кого-то, потому что существует ВААП, существует авторское право, и из-за плагиата можно сильно пострадать – напротив, в те времена исходили из того, что все уже написано по большому счету. В разных вариантах эта мысль отчетливо присутствует. И поэтому новый текст – это набор фрагментов текстов предыдущих. Это такое литературное «лего», своеобразная, довольно сложная, интеллектуальная игра автора и читателя. Цитаты не маркировались, не помечались. Редко-редко, когда давалась ссылка на автора. А так – текст, а в нем – кусок из другой книги, и это уже твое дело – поймать эту цитату и понять, откуда она. Такая игра предполагает, что ты помнишь другие, многие тексты. Что в голове у тебя что-то вроде своей, внутренней энциклопедии и только тогда ты сможешь понять, о чем идет речь. В литературе позднеантичной и средневековой это – норма.
Эта норма имела еще одно правило: можно было оборвать фразу в самом интересном месте, а ты уж сам должен додумывать, чем она заканчивается и что хотел сказать автор. Это давало еще один, дополнительный смысловой, понятный достаточно узкому читателю пласт, создавая интеллектуальное поле, в котором и вращались эти люди. А мы, нынешние читатели, благодаря этим цитатам можем увидеть, что они читали и что знали.
У Умберто Эко в его романе «Имени Розы» есть замечательный фрагмент, когда Вильгельм Кентерберийский с Адсоном все-таки пробираются в библиотеку монастыря, Вильгельм открывает одну книгу и говорит: «О! Это Аристотель, это «Метафизика». Затем другую, третью – едва открыв, говорит, что за книга и кто ее автор. Как было бы интересно, если бы книга без той обложки, где, как мы привыкли, указано название и автор, тем не менее говорила бы и нам о своем содержании, едва мы взглянули бы на текст! «Это Лев Николаевич, а это Федор Михайлович». В принципе, окончив среднюю школу, молодежь должна бы в этом разбираться. Но, увы, сегодня своим студентам я боюсь задавать вопрос, читали ли они, скажем, Шекспира, или Тургенева. Я вижу, что люди начинают стесняться сказать «нет», но и сказать «да» они тоже не могут.
В средневековом обществе, в частности в Древней Руси, память играла принципиально иную роль, чем сейчас, потому что до изобретения книгопечатания память – основной носитель информации. Книга могла попасть в руки к человеку один раз, и он должен был ее прочитать и запомнить – иначе ее не стоило читать. И запоминали огромные тексты. Есть, скажем, в Киево-Печерском патерике рассказ о Никите Затворнике. Он знал наизусть Пятикнижие Моисеево, всех пророков по чину, то есть все годовые чтения, и еще знал иудейские апокрифы. Судя по всему, он знал древнееврейский. Знал он и древнерусский. Вот такой объем информации! Но есть маленькая приписка: «И с ним в этом никто не мог состязаться», то есть понятно, что древние интеллектуалы знали тексты, но не в таком объеме. Или еще одна интересная история. Появился некий чернец, который был одержим бесом и начал говорить на разных языках. Он заговорил на латыни, на древнееврейском, на греческом, на сирийском. И ни у кого не возникает вопрос, а откуда знали те люди, что были с ним рядом, на каких языках он начал говорить? Да потому что люди того времени были знакомы с этими языками, а кто-то знал их настолько хорошо, что мог читать рукописи, написанные на них.
Владимир Мономах пишет, что его отец, никуда не выезжая, знал пять языков. Хотя в княжеской среде, судя по всему, знание трех-четырех языков было нормой. И можно даже сказать, какие языки тогда знали. Про Владимира Мономаха, например, совершенно определенно. Потому что до подросткового возраста, в детстве, он воспитывался, вернее всего, у матери, а мать у него – греческая принцесса, и значит говорили по-гречески. Бабушка – шведка, ее невестка – англо-саксонка, а это мама Юрия Долгорукого. Теперь понятно, на каких языках беседовала вся эта публика между собой… Европейские языки знали хорошо.

читать дальше

Комментарии
09.09.2013 в 22:52

Когда-нибудь, в серую краску уставясь взглядом, ты узнаешь себя, и серую краску рядом. Вася Обломов
Можно краткий пересказ, пож, и, желательно, своими словами!
09.09.2013 в 23:36

Если нет последствий, значит, нет и ошибки
А зачем? Статья интересная и несложная, по-моему.